Галина Бугаева: «Музейщики — последние святые на Руси»

Галина Бугаева: «Музейщики — последние святые на Руси»

7 ноября историко-этнографический музей-заповедник «Шушенское» отмечает свое 80-летие. Галина Бугаева пришла работать в музей в середине 80-х, когда он был еще в основном известен как музей сибирской ссылки Ленина. Вскоре она стала его директором. И именно под ее руководством этот музейный комплекс под открытым небом сумел не только кардинально поменять свою концепцию, но и доказать ее состоятельность. Во всяком случае, с гордостью заметила Галина Алексеевна в интервью «ВК», посетителей в музее сейчас не меньше, чем в советские времена.

Этнографическая база

Почти все музеи Ленина в стране после развала Советского Союза прекратили свое существование. Как удалось выжить шушенскому музею?

Дело в том, что при его создании авторы концепции изначально заложили богатую этнографическую базу — фонды на 85 процентов составляла этнография. То есть центральная часть большого волостного села воссоздавалась как исторический фон ссылки Владимира Ильича Ленина. И было заметно, что интерес наших посетителей к быту, культуре, обрядам, ремеслам и промыслам сибирских крестьян столь же высок, как и к истории пребывания здесь Ленина. Поэтому мы уже в то время проводили этнографические экспедиции, постепенно комплектовали фонды. Так что корни того, что мы теперь имеем, — из тех времен. Сотрудник Ленинградского этнографического музея народов СССР Вера Баранова, которая помогала создавать наш музей, сказала: «Это уникальное явление, когда под одну личность формируется богатый этнографический раздел. В конечном итоге он станет определяющим». Так и случилось.

А когда появилась новая концепция развития музея, уже как историко-этнографического музея-заповедника?

Ее утвердили в марте 1993 года. Но как вспомнить, что этому предшествовало... После развала Союза в 1991 году по стране сразу же закрылись все музеи Ленина. У нас тоже закрыли счет, опечатали часть имущества, мы четыре месяца жили без зарплаты. Благо в то время, когда повсеместно решался вопрос, быть или не быть музеям Ленина, нас поддержали местная администрация и Геннадий Леонидович Рукша, который в то время был начальником комитета по делам культуры и искусства Красноярского края. Он и сейчас нам очень много помогает. А в то сложное время краевая администрация взяла музей на свой баланс (до этого мы находились в ведении ЦК КПСС). И в течение года, пока мы с помощью московских ученых Николая Алексеевича Никишина и Михаила Борисовича Гнедовского (он, кстати, сын Бориса Гнедовского, автора идеи нашего музея-заповедника) разрабатывали новую концепцию, музей не прекращал свою работу. Принимали посетителей, проводили реэкспозицию, делая основной акцент на этнографию. Устраивали многочисленные выставки — передвижные, стационарные. Максимально заявляли о себе в новом качестве.

Что-то из прежней экспозиции убрали?

Абсолютно ничего не тронули. Хотя войны были нешуточные. Например, кто-то требовал немедленно убрать из музея историю сибирской ссылки Ленина.

Какой позиции в этом спорном вопросе, Галина Алексеевна, придерживались лично вы?

И тогда считала, и сейчас убеждена — нужно ко всем историческим явлениям и процессам относиться с уважением. Поэтому я сторонник музея в музее. Мы сохранили все, вплоть до вывесок «Вождь мирового пролетариата».

А что в них ценного?

У нас каждая дощечка имеет свою историю. Эти доски специально для музея изготовил уважаемый московский скульптор Георгий Лавров. Он отбывал ссылку в Красноярском крае и хорошо здесь известен. Автор бюста Сурикова в музее-усадьбе художника в Красноярске, памятников Щетинкину и Мартьянову в Минусинске. Как же мы могли избавиться от его работ? Не тронули мы ни памятник Ленину работы Николая Томского, тоже очень известного скульптора, ни фонды, связанные с именем Ленина. Просто несколько поменяли направленность этой части экспозиции.

В чем?

Пребывание Владимира Ильича в Шушенском — это ведь всего лишь часть истории политической ссылки на юге Сибири. К нам сюда кого только не ссылали! И декабристов, и народовольцев, и социал-демократов. В три этапа в Сибирь шла польская ссылка, здесь находилась целая колония ссыльных поляков. И отражение этой части истории тоже было предусмотрено в новой концепции.

«Все завязано на людях»

Как еще смена концепции отразилась на развитии музея?

Прежде всего это проявилось в работе коллектива над самим собой. В те годы у нас ведь еще и поток посетителей несколько иссяк. В советские времена партийные и профсоюзные организации регулярно отправляли к нам туристические группы. Музей ежегодно принимал по 230-240 тысяч посетителей, в 80-е годы у нас однажды даже побывало 275 тысяч. А в 1992 году их поток снизился до 140 тысяч человек — самая низкая цифра за всю историю музея. Поневоле пришлось задуматься... Но, как я уже сказала, работу мы в то переломное время не прекращали. Плотно занялись изучением имеющихся фондов и их дальнейшей комплектацией — в год проводили от 7 до 12 этнографических экспедиций, в основном по южной и центральной части Сибири. Формировали новые отделы с учетом изменившихся потребностей.

А когда в музее появились свои ремесленные мастерские?

Где-то в середине 90-х. Иногда мы буквально по крохам восстанавливали навыки ушедших ремесел — например, бондарного. Прежде это было очень популярное ремесло, а сейчас бондаря почти ни в одном селе не найдешь. Старшее поколение ушло, а молодежь в деревнях почти не задерживается... Первым бондарем в музее стал наш научный сотрудник Андрей Петрович Фишов. Он выходец из села Средняя Шушь, которое когда-то славилось своими бондарями. И дед, и прадед Андрея Петровича занимались этим ремеслом. А сам он делал в музее первые кадки, бочонки, шайки для бани, ковши. Кстати, прежний губернатор края Александр Хлопонин, посетив музей, купил здесь две кадки, сделанные руками нашего мастера.

Так же было и с гончаркой. Наш гончар Сергей Семенов прежде никогда не занимался этим ремеслом. Он резчик по металлу, художник от бога. И я не сомневалась, что он и с глиной управится. (Улыбается.) Не ошиблась. Вообще история любой мастерской завязана на людях. И ценно не только то, что в мастерских возрождаются коренные ремесла. Мы ведь еще и молодых этим ремеслам обучаем — кузнечному делу, гончарному, токарному, росписи по дереву, пошиву народных костюмов и т. п. При детском музейном центре 11 видов мастер-классов — от вышивки и изготовления рождественской открытки до крестьянской кухни.

К слову, в музейной лавке обратила внимание на оригинальные резные изделия из кедра...

Это тоже наша гордость. В советское время в Шушенском была замечательная фабрика сувениров, здесь даже проходили международные фестивали искусств. У фабрики был фонд собственной продукции, которая выпускалась за все годы ее существования. Когда у нее появился новый хозяин, мы предложили выставить эти экспонаты в музее. Он согласился. Потом фабрика окончательно развалилась, и ее экспозиция так и осталась в фондах музея. А работники фабрики пришли проситься к нам на работу. Взяли пятерых резчиц. Устраивали их на ставки рабочих, смотрителей.

Почему не по прямой специальности?

В музее не предусмотрены ставки резчиц, да и количество ставок художников у нас ограничено. Вот и приспосабливаемся как можем. Очень многие наши сотрудники освоили смежные профессии. Например, уже упомянутый бондарь Андрей Фишов — также главный хранитель музея. Шесть мужчин, среди которых и сотрудники службы безопасности, и мой первый заместитель Александр Васильевич Степанов, — основа казачьего ансамбля «Плетень». Принимая людей на работу, я всегда спрашивала: «Что вы еще умеете, кроме вашей основной профессии?» (Смеется.) По сути, еще не владея основами маркетинга, мы уже были коллективными менеджерами. В отделах рождались всевозможные идеи. И они моментально воплощались. Скажем, праздники регионального уровня — Масленица, Троица, ярмарки ремесел с народными гуляниями. Заявки на участие в них поступают загодя, к нам съезжаются отовсюду! Хочется не просто сохранить старинные обряды, но и передать их молодым.

Так у нас, кстати, появились и свои реставрационные мастерские. Это была насущная необходимость. Если бы мы сами не озаботились реставрацией своих фондов, боюсь, мало что могли бы показать сейчас нашим посетителям.

Последние святые

Вы с таким энтузиазмом обо всем рассказываете, Галина Алексеевна, что возникает ощущение, будто у музея и проблем-то никаких нет...

Ну что вы, трудностей у нас хватает! Просто мы привыкли их решать. Благо есть поддержка властей.

В таком случае, пожалуйста, поподробнее — в чем главная проблема музея?

Отвечу не задумываясь — отсутствие типового фондохранилища. Проект был разработан, его одобрил экс-губернатор Хлопонин. Но из-за кризиса строительство пришлось пока отложить. Хотя необходимость в фондохранилище насущнейшая. Оно позволило бы нам высвободить 25 объектов, которые сейчас заняты под фонды. Со времени создания музея фонды выросли в 25 раз — от 4 тысяч единиц хранения до более чем 100 тысяч.

Ого!

Да, фонды у нас богатейшие, около 50 видов коллекций — от старинных самоваров и колокольчиков до икон и сельхозтехники. Освободим от них дома — сможем открыть там новые мастерские, проводить этнографические выставки, мастер-классы. Многие ремесла нам не удается в полной мере развернуть только потому, что нет свободных площадей. А самое главное — современное фондохранилище позволит обеспечить сохранность музейных фондов. Это, собственно, наша основная задача.

А как обстоит дело с реставрацией деревянных домов в музейном комплексе?

Этот вопрос стоит как нельзя остро. Вечная проблема музеев под открытым небом... В 2003-2008 годах по краевой программе нам были выделены деньги на реставрацию. За то время мы отреставрировали половину кровель, полностью модернизировали охранно-пожарную сигнализацию, частично установили видеонаблюдение. Но, к сожалению, все отреставрировать не удалось. А в условиях кризиса мы можем позволить себе заниматься только аварийной реставрацией. Например, если где-то потекла крыша, чего допускать нельзя. А по-хорошему замены требуют около трех тысяч квадратных метров кровель! Надо менять большинство заборов. Ведь некоторым домам уже по 250 лет. Но руки до всего не доходят, не хватает средств.

Кадровый вопрос для вас тоже актуален?

А для какого музея в России он не актуален?.. Неслучайно же Дмитрий Сергеевич Лихачев говорил, что музейщики — последние святые на Руси. И это на самом деле так. Потому что работать за столь низкую зарплату могут лишь настоящие подвижники. В среднем у нас сотрудники получают по 7,5 тысячи рублей, у заведующих отделами зарплата чуть больше 8 тысяч. А ведь у некоторых смотрителей-хранителей она порой меньше 5 тысяч! Мы, конечно, стараемся делать какие-то доплаты, но в целом это проблему не решает. К тому же в России вообще несовершенно законодательство о музеях-заповедниках.

В чем его несовершенство?

В том, что закона о музеях-заповедниках как такового нет. Кстати, в ноябре мы будем обсуждать эту проблему на международной научно-практической конференции, посвященной юбилею музея. Дело в том, что музеи и музеи-заповедники — это абсолютно разные учреждения культуры. У нас ведь есть еще и хозяйственная деятельность. В большинстве музеев смотритель пришел, принял экспозицию и работает. А в музее-заповеднике он, прежде чем сесть на объект, должен зимой разгрести снег. А летом — прополоть траву. Ну и так далее, целый комплекс забот. Люди заслуживают за свой труд достойной оплаты. К счастью, какие-то подвижки к решению проблемы есть.

Какие?

В частности, со второго полугодия нам позволили увеличить стимулирующую надбавку к зарплате с 30 процентов до 50 — из заработанных нами денег. Чем больше будем зарабатывать, тем легче станет дышать.

Новые услуги

А на чем вообще зарабатывает музей? Ведь плата за вход небольшая — до 100 рублей. С учетом всех ваших расходов — не озолотишься...

Разумеется, поэтому нам и непросто привлекать к себе молодежь. Кто пойдет работать на маленькую зарплату? А было время, когда нам и ее нерегулярно выплачивали, часть заработанного выдавали натуральными продуктами. Взяли в аренду 40 гектаров земли — сами сеяли гречку, сажали картошку, содержали пасеку. У нас было 46 ульев, свои трактора, комбайн — полный набор сельхозтехники. Так и выживали. (Смеется.) Но ничего, выдержали. И коллектив не разбежался, потому что мы знали — нам надо сохранить музей, это наш долг.

И все-таки времена изменились, и на одном энтузиазме, согласитесь, далеко не уедешь...

Поэтому и нужна новая система оплаты труда. К вашему вопросу о заработках музея — мы пытаемся вводить дополнительные платные услуги. Например, в этот юбилейный для нас год объявили внутри музея конкурс авторских проектов. Выделили на него из заработанных средств премиальный фонд в 250 тысяч рублей — нужно же как-то поощрять креативные способности сотрудников! В итоге разработано около тридцати проектов, все они будут постепенно воплощены в жизнь. Что-то уже успешно работает.

Например?

Проблема нашего музея в том, что нет свободного посещения. Все из дерева, на каждой усадьбе по 10-12 различных объектов — амбары, бани, флигели и т. д. А вдруг пожар? Все проконтролировать пока возможности нет, поэтому надежнее пускать посетителей с экскурсоводами. Но на период фестиваля «Саянское кольцо» мы частично ввели свободное посещение. На одной усадьбе люди могли поучиться ремеслам — не только посмотреть, как мастер работает, но и сами попробовать: на гончарном круге поработать, деревянные ложки порасписывать. Я была свидетельницей, как одна женщина училась на старинном токарном станке XIX века делать веретено. А потом токарь ей его подарил. (Улыбается.)

Эти мастер-классы и есть один из ваших креативных проектов?

Совершенно верно. А на другой усадьбе можно было (тоже за дополнительную плату) переодеться в старинные костюмы и сфотографироваться. От желающих не было отбоя, люди семьями переодевались для таких фотосессий! На соседней усадьбе мы устроили блинную, где предлагали блины, чай, квас. Рядом в детском музейном центре — качели, карусели. А кто-то при желании мог просто поваляться на траве в свое удовольствие. Мне многие посетители говорили: «Прихожу к вам с одним настроением, а потом уходить не хочется, обязательно вернусь». Я думаю, такое настроение возникает потому, что здесь мы невольно ощущаем наши корни, душой соприкасаемся с прошлым. Не нужно высокопарных слов о патриотизме. Просто человек приходит в музей и понимает, что и до него люди работали, узнает бабушкино рукоделие, дом своих предков... Хотелось бы, чтобы наши посетители действительно чувствовали себя в музее как дома. Думаю, новая деревня, которую мы сейчас достраиваем, тоже будет этому способствовать.

Каким образом?

Это была идея Александра Геннадиевича Хлопонина — построить здесь поселение, где посетители могли бы не только созерцать, но и жить, глубже погружаться в сибирский крестьянский быт. Разумеется, за соответствующую плату, которая пополнит доходы музея. Всего в ней шесть усадеб, на которых расположены 34 объекта — флигели, бани, хозяйственные постройки. Три дома — из минусинского поселения и еще три — из ангарского. Все они с территорий, которые попали под затопление ГЭС, воссозданы по аналогам домов — памятников деревянного крестьянского зодчества. Правда, из современных материалов. И оснастка внутри современная — туалеты, душевые кабины.

То есть погружение ожидается не до конца аутентичное?

Нет, не до конца, цивилизация здесь присутствует. Но зато человек может не только пожить в таком домике, но и освоить какие-то народные ремесла. Захочет — научим печь хлеб, прясть, пахать и т. д. Есть отдельные программы для молодоженов, для семей, для воскресного отдыха в деревенской среде. Предполагается, что это будет первый в России музей-отель. А еще рядом с новой деревней зарезервировано 5,5 гектара земли, где будет парково-ландшафтная зона для всех шушенцев, с детскими и спортивными площадками. Это тоже очень важно. Собственно, музей сумел сохраниться лишь потому, что нашел поддержку не только у власти, но и у самих шушенцев. Они всегда гордились своим музеем. В свое время даже не позволили тронуть ни один памятник Ленину. И в этом, на мой взгляд, проявилось уважение людей не столько к истории, сколько к родному месту.

Досье «ВК»:

Бугаева Галина Алексеевна

Директор историко-этнографического музея-заповедника «Шушенское». Обладатель диплома первой степени VI Всероссийского конкурса «Женщина — директор года» (2003).

Родилась в г. Шарыпово Красноярского края. По специальности историк, окончила Красноярский пединститут. Преподавала историю в одной из шарыповских школ, работала завучем. Вскоре стала заведующей орготделом Шарыповского райкома компартии. Окончила Высшую партийную школу в Новосибирске, после была секретарем райкома партии в Ермаковском районе Красноярского края.

С 1977 г. живет в Шушенском. Была директором школы № 1 им. Ленина, потом заведующей районо. С 1986 г. — заместитель директора по науке Шушенского музея им. В. И. Ленина. С 1992 г. — директор музея.

Елена Коновалова, фото Юрия Берзина, «Вечерний Красноярск» № 40 (281)

Другие материалы данного раздела:

• Как Екатерина Трубецкая стала первой декабристкой, приехавшей в Сибирь? (01.07.2011)
• МИЛЛИОНЫ РОВБЕЛЯ ВОПЛОЩАЮТСЯ В СТРОИТЕЛЬСТВЕ ДЕТСКОГО САДА (22.06.2011)
• Обнаружены доказательства фальсификации русской истории (09.03.2011)
• ДЕД ИЛЛАРИОН, КОТОРЫЙ ВСЁ ЕЩЁ ВЕРИТ В ЛЮДЕЙ... (20.09.2010)
• Семь исторических камней Алмазного фонда России (09.09.2010)

Комментарии:

Написать комментарий: